Реликт (том 2) [Книги 4–6] - Василий Головачев

Грехов кинул последний взгляд на обзорный виом, показывающий мерцающее, струящееся тело Конструктора, и вышел в сопровождении молчаливой Анастасии Демидовой. Разговор Забавы и Габриэля слышали только Демин, Баренц и Железовский, остальные, присутствующие в зале, разбившись на группки, обсуждали ситуацию.

— Я его не поняла. — Забава Боянова зябко повела плечами, подойдя к Железовскому вплотную. — В его рассуждениях есть какой-то логический… впрочем, не логический, а скорее психологический прокол, какое-то несоответствие этике, эдакое пренебрежение свыше, принижение человеческого интеллекта и его нравственных принципов… — Она снова поежилась. — И в то же время в его словах есть надежда, если не на Конструктора, то на самих нас… а с другой стороны страшно, если Грехов прав и Конструктор ищет дорогу к дому, к той колыбели, из которой вышел. Ведь в этом случае нам снова придется решать вопрос защиты отечества, потому что любое его проявление «чувств» вблизи Солнца будет сравни всепланетной катастрофе. Окажутся ли доступными его сверхвниманию призывы не уничтожать наш дом?

— Успокойся, — мысленно ответил женщине Аристарх.

— Не могу, меня всю трясет. Если уж между нами и К-мигрантами объявилось столько различий, то сколько их между человеком и Конструктором, между его моралью и нашей? Насколько окажутся далеки друг от друга оценки поступков и шкалы ценностных ориентации? И во что это выльется?

— Ты не учитываешь один фактор: Конструкторы — не просто предтечи, они в какой-то мере строители нашего мира и невольные, может быть, но родители человечества, а посему изначально не враждебны нам. Мы найдем способ договориться.

Забава улыбнулась.

— Во всяком случае, попытаемся. Хотя я буду настаивать на экстра-мобилизации.

— Мне почему-то кажется, что Грехов поможет нам. Как никак он мой крестный.

— А я все равно его боюсь и ничего не могу с собой поделать. В нем сокрыта бездна, по сравнению с которой мой внутренний мир — просто мелкое озерцо.

Железовский погладил спину женщины ладонью, и в это мгновение Конструктор исчез. Сначала все подумали, что по какой-то при чине пропало изображение, передаваемое видеокамерами многих десятков зондов и аппаратов, но голос координирующего компьютера развеял недоумение:

— Конструктора не наблюдаю! В зоне его нахождения отмечаю колебания полей и гравитационные вихри, которые обычно сопутствуют ударным выделениям энергии в результате «нечистого» перехода на «струну».

По залу разлилась изумленная тишина, подчеркиваемая тихим зуммером какого-то автомата, взгляды присутствующих скрестились на фигуре Железовского.

— Где же его теперь искать? — растерянно спросил кто-то.

— «Полундра» службам в Системе! — объявил Железовский, отстраняя Забаву, оглянулся на остальных. — Где искать? Возле Солнца, вернее, возле Плутона или за его орбитой… если верить Грехову. ДД?

— Здесь, — шагнул из толпы Демин.

— Т-конус в этой точке пространства не нужен, сворачивайте комплекс. Исследовательскому флоту — старт к Земле, там решим, когда, что и как надлежит изучать. Флоту спасс-службы…

— Внимание! — перебил комиссара инк. — В районе исчезновения Конструктора обнаружен плохо наблюдаемый объект в форме белесого шара массой около двухсот тысяч тонн.

— Что значит — плохо наблюдаемый? — быстро спросил Демин, переглядываясь с Железовским.

— Объект мерцает и почти не лоцируется, то есть отражает излучение радаров как разреженное облако дыма.

— С массой в двести тысяч тонн?

— Я сообщил показания экспресс-анализаторов… минуту!

— Что случилось? Дайте прямую связь с наблюдателями. Голос в наушниках раций изменился:

— Я «пакмак-два». Он разделился… нет, исчез… нет, на его месте что-то осталось… небольшой предмет… метра четыре в поперечнике…

— Что вы мямлите? Дайте картинку!

— Плохо вижу сам, вы не увидите совсем. Это небольшой обломок скалы в форме тетраэдра… господи! Это «голем»!

Боянова вцепилась в руку комиссара.

— Аристарх!..

— Захватите его и доставьте на спейсер… со всеми предосторожностями. — Железовский накрыл ладонь Забавы своей. — Ты думаешь?..

— Это Берестов!

— А мерцающий шар?

— Неужели сам не догадался? Это мог быть только «серый призрак».

О том, что Конструктор миновал ловушку Т-конуса, по «струне» ушел к Солнечной системе и остановился за орбитой Плутона (остановился — то есть стал двигаться со скоростью Солнца в пространстве), Анастасия узнала только на второй день после своего возвращения из района расположения Т-конуса, и не от Грехова, а от Егора. Сбежав от всех, в том числе и от Габриэля, никого не желая видеть, она заявилась в дом бабушки, расположенный под Рязанью в старинном русском селе Милославское, чем повергла ту в изумление и вызвала радостные охи и причитания, в свою очередь вызвавшие ответную реакцию. Женщины наплакались, насмотрелись друг на друга, наговорились вдосталь (нагомонились, так говорила баба Фруза), провели вечер в воспоминаниях и разглядывании фотоальбомов и долго не могли уснуть, вместе переживая впечатления встречи, которые всколыхнули омут памяти. А рано утром, когда Насте приснился чудесный сон, будто она идет на лыжах по сказочно красивому зимнему лесу, в дом заявился Егор Малыгин учитель, «шаман первого сука».

Настя проснулась еще до того, как сухая и теплая ладонь бабы Фрузы коснулась ее волос, но сообразила не сразу, что от нее хотят.

— Какой шаман? — недовольно спросила она, прячась под одеяло.

— Говорит, «первого сука», — зашептала бабушка. — Но человек хороший, добрый.

Сон с Насти как рукой сняло, и, спрыгнув с кровати, прямо в спальной рубашке она выбежала из спальни в прихожую, где невозмутимо подпирал потолок Егор Малыгин. С разбегу чмокнула его в щеку и вдруг отступила, побледнев.

— Ты… что?..

— А ничего, — певуче ответил Малыгин. — Однако, холодно на дворе, хозяйка, чайку бы не мешало, с малиной.

Настя оглянулась на бабу Фрузу, с любопытством поглядывающую на обоих, прижала руки к груди.

— Бабуля, поставь чай, пожалуйста, этой мой друг.

— Не вижу, что ли? Раненько заявился, и дня не выдержал. — Баба Фруза засеменила на кухню, сухонькая, беленькая, светящаяся насквозь, улыбающаяся так, что лучики морщинок превратили ее лицо в старинную икону.

Настя фыркнула, спохватилась, что стоит в рубашке, и умчалась в спальню, ткнув рукой в сторону гостиной:

— Иди в горницу, гость ранний. — Она уже успела воспринять общий эмоциональный фон Егора и поняла, что вести, которые он принес, если и не добрые, то и не злые.